Валерий Гергиев прощается с Лондонским симфоническим оркестром: в программе Барток и Стравинский
Фото автора
Девять лет Валерий Гергиев находился у руля Лондонского симфонического оркестра. За это время были осуществлены масштабные проекты по исполнению и записи всех симфоний Малера, симфоний Прокофьева, Брамса, по концертному исполнению опер, по исполнению масштабных сочинений Берлиоза и многое другое. В этом сезоне Гергиев перешел в Мюнхенский филармонический оркестр, сменив место своей европейской прописки. Но перед уходом в октябре совершил еще одно гастрольное турне с ЛСО, программы которого не столько подводили итоги и были обращены назад, сколько были устремлены к новым горизонтам, как бы говоря, что еще не все сыграно и сказано. В Вене, в Концертхаусе, в исполнении Валерия Гергиева и Лондонского симфонического оркестра в течение двух вечеров звучали только Бела Барток и Игорь Стравинский. Малоизвестные произведения и сложная музыка, в очередной раз показали виртуозность и мастерство знаменитого оркестра, представили не только драматическую яркость интерпретации и знаменитую демоническую харизму русского дирижера, но показали его с интеллектуальной стороны.
Австрия – восточная страна, собственно, так и переводится ее название, поэтому восточно-европейская музыкальная программа прозвучала здесь чрезвычайно уместно. Не знаю, размышлял ли Гергиев о философской подоплеке своего выбора, но у слушателей мысли о восточных и западных влияниях в творчестве обоих композиторов, безусловно, возникали. Бела Барток вырос на австро-венгерских традициях, впитал славянскую мелодику. Игорь Стравинский родился в Петербурге, но был в той же мере западным космополитом, сколь и русским композитором. Оба вечера программа строилась по одному сценарию: в первой части концерта звучал Барток – симфоническое сочинение и фортепианный концерт, во втором – Стравинский. Ни одно из произведений не повторялось. Солировал оба дня выдающийся пианист Ефим Бронфман. Мне удалось побывать на первом из этих двух концертов.
«Танцевальная сюита в шести частях» Бартока, которой открылся концерт, к сожалению, очень редко звучит на концертной эстраде. Она была написана в 1923 году к празднованию 50-летия объединения Буды и Пешта, образовавших нынешнюю столицу Венгрии, и в ней исследуются колористические возможности оркестра, рисуется яркая мозаика народных мотивов, почерпнутых композитором из разных источников, не только венгерских, но и арабских и валахских. Несмотря на заказ к празднику и фольклорную мелодику, сюита оказалась мрачноватой и тревожной. Сразу вспомнился депрессивный памятник композитору в Брюсселе. В исполнении лондонцев и Гергиева она прозвучала тематически ясно, изысканно и необыкновенно интересно.
Кульминацией первого отделения стало исполнение Второго фортепианного концерта Бартока, солировал Ефим Бронфман. Все три концерта Бартока (на второй день он играл Третий) предъявляют по части техники высочайшие требования к исполнению, а Второй, вообще, считается одним из самых сложных в фортепианной литературе. Первая его часть, Allegro, строится на параллельном высказывании солиста, с одной стороны, и ударных и духовых инструментов, с другой. Струнная группа в диалоге не участвует, а фортепианная партия написана в экспрессионистской манере, с большим количеством ударных аккордов и изобилует динамическими контрастами, превосходно переданными пианистом. Интересно, что в этом концерте Барток испытал явное влияние Игоря Стравинского, и начальная тема, по сути, является убыстренной цитатой из финала «Жар-Птицы» Стравинского. Поскольку музыка балета звучала во втором отделении концерта, эта перекличка композиций составляла дополнительное интеллектуальное удовольствие для музыкально образованной венской публики. Вторая часть концерта была полна таинственной мистики, звучали лишь струнные, духовые присутствовали лишь в центральном эпизоде, оркестровка строилась по зеркальному принципу, а Бронфман нашел в сольной партии какие-то свои магические нюансы. Все завершил блестящий, ошеломляющий финал. Ефим Бронфман, вообще славящийся своей виртуозностью, покорил не только совершенно запредельной техникой, сочетанием интеллектуального расчета и эмоциональной спонтанности, но создал глубокий образ мятущейся души на фоне катаклизмов XX cтолетия. Его интерпретация была проникнута той нравственной серьезностью в поисках абсолютной истины, которая отличает музыку венгерского классика. В этом отношении пианист показал себя выдающимся наследником русской фортепианной школы. Публика после завершения концерта щедро наградила пианиста и дирижера заслуженными аплодисментами.
Фото автора
Сюита из балета Стравинского «Жар-Птица» звучит на концертной эстраде, а вот музыку балета целиком на симфонической эстраде услышишь не часто, а она того безусловно заслуживает, что и показал Валерий Гергиев во втором отделении концерта. Второе отделение, вообще, стало его персональным триумфом, хотя и оркестр показал себя поистине совершенным инструментом в руках маэстро. В «Жар-Птице», которую он многократно исполнял с разными коллективами, и прежде всего в Мариинском театре, проявилась его яркая театральность, оркестровые картины буквально вставали перед глазами. Инфернальный пляс поганого Кащеева царства прозвучал захватывающе-демонично, а финал увлек русской распевной патетикой. Это уже никого не могло оставить равнодушным, венская публика пришла в экстаз. На бис прозвучал знаменитый танец из балета Прокофьева «Ромео и Джульетта» «Монтекки и Капулетти». Музыку этого балета Гергиев тоже полностью записал с ЛСО.
