На фестивале Herrehchiemsee музыка и природа слились в гармоническое единство
На «Мужском острове», в конце 19 века по велению Людвига II Баварского выстроили пышный барочный дворец и разбили регулярный парк. А спустя сто с лишним лет, в 1999 году на островах возник музыкальный фестиваль. Фестиваль так и называется – Herrenchiemseefestspiele.
Как известно, Людвиг II Баварский, большой любитель Вагнера и изящных искусств, питал особенное романтическое увлечение: он любил строить замки. Самые знаменитые – стилизованный под средневековые замки Нойшванштайн, стены которого изукрашены росписями и фресками на сюжеты вагнеровских опер. Неподалеку от него - замок Линдерхоф. Но, пожалуй, самый красивый и дорогостоящий - барочный Королевский дворец на острове Херренкимзее, точная копия Версаля. С той только разницей, что баварский Версаль содержится с куда большим тщанием и аккуратностью, чем французский. Все пропорции дворца и парка соблюдены в точности. Регулярный, геометрически правильный партерный парк перед дворцом – с фонтанами и пирамидальными кустами – переходит в буйные заросли английского, где обитают изящные пятнистые косули. Внутри дворца, в пафосном Зеркальном зале проходят концерты фестиваля Херренкимзее. На потолочных росписях цветут буйные краски, барельефы клубятся золочеными телами, богини и наяды, выламываясь из двухмерных плоскостей плафонов, свисают вверх ногами прямо в зал, на ходу обретая гипсовую плоть, объем и фактуру. Ряды торжественных хрустальных канделябров, отраженные в зеркалах, простираются в бесконечность. А на высоком помосте располагаются хор, оркестр и солисты.
Впрочем, концерты фестиваля проходят не только на Herren Insel, но и в старинной церкви на Frauen Insel. Там своя специфика: программный директор фестиваля, Клаус Йорг Шёнметцлер, считает, что в старинной церкви лучше звучит старинная музыка. Поэтому три дня кряду на Женском острове играли скрипичные сонаты Баха, пели хоровую музыку 15-16 века, григорианские хоралы, и мотеты Орландо ди Лассо.
Энох цу Гуттенберг
Фестиваль Херренкимзее – мероприятие аристократическое. На концерты принято являться в баварских национальных костюмах, или в вечерних туалетах. Публику привозят на остров на специальных, ярко иллюминированных катерах и мчат по парку на микроавтобусах, прямо ко дворцу. В антракте на террасе устраивают форменное музыкальное шоу: лакеи в белых перчатках и синих фраках торжественно выносят четыре длиннющих, альпийских хорна. Трижды музыканты играют на них четырехголосные хоралы и песенки, придвигаясь все ближе к террасе, чтобы публика могла оценить акустические свойства экзотического инструмента на разных дистанциях. А вокруг, меж плещущих фонтанов стоят дамы и кавалеры с бокалами в руках.
Сам Энох цу Гуттенберг, между прочим, барон; к нему так все и обращаются – Herr Baron. Гутенберг происходит из известной в Германии старинной аристократической семьи, первые упоминания о которой встречаются в летописях 12 века. Род происходит из Франконии, где у семьи – родовые поместья, неподалеку от Байройта. Все мужчины семьи Гуттенбергов, по традиции, делали политическую карьеру – такие, как они, в сущности, составляют немецкую элиту, правящий класс страны. Достаточно сказать, отец его был парламентским секретарем Боннской республики, а сын Эноха от первого брака, Карл-Теодор Фрайхер унд цу Гуттенберг – действующий министр экономики Германии. Лишь г-н Энох оказался исключением из семейного правила, посвятив свою жизнь музыке и проблемам экологии края. На вопрос, считает ли он себя баварцем, гордо отвечает: «Я – франконец!». Не очень-то почитает Рихарда Вагнера, порицая его за антисемитские взгляды. Знаменитый фестиваль Вагнера в Байройте недолюбливает за то, что в свое время семья Вагнеров запятнала его репутацию тесной дружбой с нацистами, включая самого Адольфа Гитлера. А также за то, что на нем, как считает барон, до сих пор сохранился высокомерный арийский дух.
Поэтому Энох цу Гуттенберг предпочитает исполнять Брукнера, Брамса, Гайдна и Мендельсона – как бы, в пику вагнерианцам, оккупировавшим его родной Байройт. Вот и на фестивале Херренкимзее г-н барон продирижировал тремя крупными сочинениями: «Сотворением мира» и «Временами года» Гайдна, а также ораторией Мендельсона «Илия».
Особенно хорош был бас, Кристиан Герахер: умный, артистичный, контролирующий эмоции, он умел властно овладеть вниманием зала с первых же фраз. Гулкий, раскатистый тембр, равно свободный и уверенный в верхах и в нижнем регистре. Замечательное театральное чутье особенно рельефно проявлялось в речетативах, полных гнева и горя. В эти минуты Герахер самозабвенно сливался с с образом, но, в то же время, как бы наблюдал за собой и за реакцией зала со стороны: дар редкостный, данный лишь немногим избранным.
Феликс Мендельсон-Бартольди, крещенный иудей из богатой семьи банкиров, писал «Илию» по матрицам генделевых ораторий и баховских «Пассионов». Барочная риторика сплетается в этой музыке с тихими квази баховскими хоралами и трогательными мелодиями самого романтического свойства. В «Илии» так много музыкального материала, что собрать и внятно донести его, не растеряв по пути внимания аудитории – задача архисложная. Однако Гуттенберг выкладывался до донышка, цепко держал нить драматургии – и ни на миг не ослабевало напряжение, грозы и бури разражались в оркестре и хоре. А над музыкантами парили золотые тела, торсы, руки и ноги богов, увитые знаменами и лентами, буквально выламываясь из плоскости расписных плафонов потолка, обретая объем и фактуру. Это были знаменитые образчики мюнхенского барокко. Музыка и архитектура слились, впаялись, проникли друг в друга; в высокие окна светило закатное солнце, плескались в саду светлые струи фонтанов, а во дворце, ставшего памятником Людвигу II, тени постепенно скрывали буйство красок, сияние позолоты и блеск хрусталя.
Немного аутентики
Воистину, в старушке Европе люди умеют наслаждаться жизнью. Чистый гедонизм – вот что такое островной фестиваль, Herrenchiemseefestspiele.
