На страницу Зальцбургского фестиваля
«Теодора» Генделя в Зальцбурге (06.08.2009)
© Monika Rittershaus
Оживление концертного формата оратории Генделя - главная задекларированная задача этой постановки ("театрализация" "Теодоры" уже предпринималась Селларсом в Глайндборне): музыки в оратории больше, чем нужно для полноценного спектакля, а потому она обыгрывается узнаваемой у Кристофера Лоя подвижностью хора и солистов (рвано бессмысленная экстатическая пластика брутально-сексуальной активности - "красная нить" режиссерского почерка Лоя). Если смотреть ораторию в таком виде впервые, то и тогда она мало походит на любую другую хорошо известную оперу Генделя: "Теодора" слишком несценична, и выудить из неё три часа полноценного действия - задача неблагодарная. Лой и не берется за её решение: он аккуратно актуализирует совершенно не нуждающиеся в актуализации моменты (надругательство над Теодорой, день рождения Диоклетиана и т.п.), но режиссера в постановке все еще больше, чем главных героев оратории. Зрителю действительно может быть интересна предыстория отношений христианки Теодоры и римского правителя родного города Иоанна Златоуста, но тонкости эта коллизия не обнаруживает и с музыкальным материалом никак не параллелится. С особым треском врезаются в память летающие с грохотом стулья, завывания и отсутствующий в первоисточнике хохот "массовки" и сексуальная подоплёка всего конфликта. Главным же достоинством работы Лоя стало уместное применение его излюбленного принципа сценического соположения эпизодов и действующих лиц, разведенных сюжетом по разным явлениям: это одновременное присутствие на сцене героев, которые драматургически в этот момент друг с другом не сталкиваются, становится гармонизующей основой, связывающей современную интерпретацию с первоначальным замыслом...
Christine Schafer (Theodora)
© Monika Rittershaus
Кристина Шэфер хорошо звучала только на редких форте, была не слышна на пиано (местами голос криминально дрожал), потрясла бесстрастностью вокальной и измотанностью сценической. Образ ушедшей с головой в христианство нашей современницы сам по себе достоин любопытства, но никак не стыкуется с религиозными "отправлениями" героини: Теодора только отбивается от внимания окружающих её мужиков, и в этом, видимо, и состоит её "вневременная" христианская добродетель. В финале, конечно, она жертвует собой (как и положено, совершенно бессмысленно де факто), и исполняет по ходу дела роскошный диалог с Дидимусом, страстно в неё влюбленным и расставшимся со своей карьерой и жизнью ради любимой девушки.
Исполнитель роли Дидимуса - Беджун Мета - стал главным открытием этого вечера. Столь роскошного контртенорового полнозвучия я не слышал никогда вообще, и в этой партии в частности. Верхние ноты далеки от безупречности, но середина и низы - непередаваемая роскошь! Нет и намека на свойственную многим контртенорам "сипловатость" звучания: почти по всему диапазону звук плотный, полетный и ровный.
Очень понравилась Бернарда Финк в роли Ирэны - несчастной подруги Теодоры: там, где Бернарде не хватало голоса, она поддавала такой страсти, что прямо "ух!" Не по-генделевски, конечно, но пронимало.
Йозеф Кайзер, импульсивно страдавший в позапрошлогоднем "Онегине", оказался неплохим барочным актером. Это ни разу не барокко в чистом виде, но смотреть и слушать интересно. Его Септимиус, который постоянно превышает свои полномочия из благородных соображений, выглядел намного органичнее в рамках этой версии, чем его же Ленский в спектакле Брэт. Голос у Кайзера не то чтобы льётся, но, скорее, журчит, что для барокко очень даже хорошо, так как оттеняет стаккатные пассажи, придавая правильную "импульсную" живописность всей партии.
Bejun Mehta (Didymus), Salzburger Bachchor
© Monika Rittershaus
Но главным подарком вечера стал Фрайбургский барочный оркестр во главе с Ивором Болтоном: такой хрустальной прозрачности, четкости и виртуозного темперамента была исполнена их интерпретация, что медитативные пассажи становились физиологически ощутимыми в своем транквилизаторском воздействии, а яркие мажорные брызги создавали ощущение электрических вспышек. Особенно "звонким" стало органное соло в исполнении Джеймса МакВинни, выплетавшего роскошное кружево звуковых переливов. Не лишена была игра фрайбургцев и эмоционально-драматической аффектации, - то ли действительно привносимой, то ли случайно вплетающейся едва ли не в каждое современное исполнение произведений Генделя, поражающих своей вневременной актуальностью...
P.S. Зальцбургский Баххор был бесподобен!