Последнее
обновление
09.09.09

Журнал любителей искусства
На страницу Зальцбургского фестиваля

"Cosi fan tutte" Моцарта-Гута в Зальцбурге (07.08.09)

Cosi fan Tutte

Cosi fan Tutte
© Monika Rittershaus

Редкая режиссерская актуализация вызывает такое безоговорочное приятие, как новая постановка Клауса Гута на Зальцбургском фестивале...

Разворачивающиеся в твердых декорациях безупречного дизайна (сценограф Кристиан Шмидт) хрестоматийно запетые события известного, но не разгаданного моцартовского шедевра переносят нас в сферу интимных отношений двух друзей со своими невестами. Ни о друзьях, ни об их избранницах мы не знаем ничего, кроме того, что ребята вроде как военные, а их возлюбленные - родные сестры (да и родные ли, еще вопрос)... В этой опере об опасности искушения такой тонкой материи как эмоциональная привязанность ни слова не говорится о характерах главных действующих лиц (разве что служанка называет своих хозяек дурёхами, но эту оценку навряд ли можно отнести к "программному" высказыванию авторов): для Моцарта важна сама ситуация, её абсурдность и её непреходящий драматизм - нет ничего постоянного, особенно в том, что касается любви двух людей... Клаус Гут подхватывает эту тему с изяществом искушенного психоаналитика: у него проверка девушек на верность своим женихам становится моментом истины, искрой озарения, эмпирической гносеологией (не попробуешь - не узнаешь!), познанием самого себя каждым участником действия, включая провокатора Альфонсо и профурсетку Деспину... Эта сверхидея легко считывается в продуманных деталях (такой деталью, например, становится "обратное отражение" цвета волос Феррандо и Гульельмо в цвете волос сестер Фьордилиджи и Дорабеллы)... Не тратя свою фантазию на бесполезные хлопоты по убедительному изображению неузнаваемости сёстрами своих поменявшихся местами женихов, Гут ставит драму о том, что искушение в конце концов ценнее целомудрия, так как позволяет нам понять истинную природу своих желаний... Уже по тому, с какой захватывающей стремительностью развивается этот неторопливый в музыкальном измерении сюжет, можно почти с полной уверенностью угадать, к какой разгадке подведет нас режиссёр, но до самых финальных поклонов очевидное кажется невероятным...

Друзья Феррандо и Гульельмо с перепою заключают пари о верности своих невест со странным типом по имени Дон Альфонсо, который молодцевато подвижен, остроумно провокационен и саркастически скептичен... Кого же напоминает он своей безжалостной осведомленностью о природе людей?.. Дон Альфонсо не просто искушает молодежь: он словно иллюстрирует некую теорему, "доказательства" которой адресованы уж точне не самонадеянным ребятам... Его визави в этом споре - сам Творец, и спор подвыпивших друзей с Доном Альфонсо - становится не чем иным, как сделкой с дьяволом, и Гут виртуозно обыгрывает эту тему: Дон Альфонсо дирижирует мизансценами, "подсказывает" слова действующим лицам, погружает во тьму дизайнерское пространство загородного особняка, в котором закручивается свингерская интрига, громко выдыхая, зажигает в камине огонь, а перед самой кульминацией - падением «сестерских» бастионов под влиянием новых чувств - с лестницы трехметровой высоты упархивает за кулисы...

Дон Альфонсо становится главным персонажем в драматической интерпретации Гута, и эта, казалось бы, лежащая на поверхности сюжетообразующая функция второстепенного действующего лица становится настоящим ключом к пониманию сути моцартовского высказывания... Исполнение этой партии Бо Сковхусом, виртуозно передавшим пластический рисунок роли, кажется едва ли не близким к безупречности, но темпераментная убедительность созданного им образа всё еще выше по качеству, чем не всегда ровный, но выразительный вокал певца...

Cosi fan Tutte

Florian Boesch (Guglielmo), Topi Lehtipuu (Ferrando), Miah Persson (Fiordiligi)
© Monika Rittershaus

Фигуры Гульельмо и Феррандо в спектакле Гута становятся на фоне инфернального Дона Альфонса вспомогательными, но всё ещё одухотворенными и живыми. В исполнении Флориана Бёша, покорившего Москву блестящим выступлением в партии Папагено, и Топи Летипуу эти моцартовские шалопаи выступают главным экспериментальным полем новой драматургии. И дело даже не в том, что коллизия приобретает откровенную сексуальную подоплёку (дело-то в XXI в. как никак происходит), а в той искренности, с которой верят друзья в нерушимось клятв своих невест, и в той горечи, с которой они открывают для себя "правду жизни"... Меня всегда мучил неубедительностью финал Да Понте: ну, не может человек, переживший такую боль такого разочарования, вернуться к своей "предыдущей" пассии как ни в чем не бывало... Удивительным образом, этого счастливого финала мы не выслушаем и у самого Моцарта: там просто нет никакого хэппи энда... Не убеждало такое разрешение основного конфликта оперы и Клауса Гута: пережив страшное разочарование, друзья не в силах делать вид, что всё как прежде... Но кроме боли утраты, их души озаряет свет прозрения: они понимают, чего и - кого - они на самом деле хотят...

Обе мужские партии были озвучены Бёшем и Летипуу с академической безупречностью и драматическим блеском. "A lo veggio" было исполнено Топи Летипуу намного изящнее и тоньше, чем "Un'aura amorosa", но в целом впечатление от яркой игры и точного вокала было великолепным.

Выступления Флориана Бёша, обладающего невероятной вокально-драматической свободой, - события всегда незаурядные: в распоряжении певца прекрасная школа, бархатное благородство тембра и наследственная театральная харизма. Бёш всегда профессионально безупречен как солист и виртуозно органичен как партнёр: отчасти благодаря и его невероятной убедительности, эмоциональной яркости и глубокому пониманию режиссерского замысла дуэт Гульельмо-Феррандо лишился традиционного наивного схематизма и предстал не просто тандемом товарищей по несчастью, а настоящим фундаментом авторских обобщений. Не случайно же у Моцарта страдают два гороя, а не один: переживания одного - индивидуальная проблема, прозрение через обретение печального опыта двумя участниками одного и того же сюжета - уже повод для «серьезных выводов».

Как же Гут иллюстрирует эту гносеологическую инициацию самонадеянных парней?...

После "отплытия на войну" Гульельмо и Феррандо появляются в белых костюмах и постоянно прячутся под жуткими "туземными" масками, висящими на стене символической орнаментальной фантазией на тему мужского опыта отношений с женщинами: две маски рогатые (для Гульельмо и Феррандо) и одна - насмешливая (и так понятно, для кого)... Скрывая свою внешность от сестер, они падают за диван, скрываются в тени верхней галереи, дурачатся, подшучивая над своими напуганными невестами и не ведая, чем обернется этот невинный розыгрыш... Превращая девушек в "форменных блондинок", Гут и Хардмайер разрешают и вторую маловразумительную условность первоисточника: девушки быстро втягиваются в игру, не вникая в суть и финальную цель самого испытания. Для их добродетели камнем преткновения становится обычное женское любопытство, повышенная эмоциональность (лишь отчасти замешенная на жалости) и страстность увлекающихся натур. Гут лишает образы Фьордилиджи и Дорабеллы поверхностного авантюризма (хотя этот ход был бы самым ожидаемым в современной интерпретации): сёстры старомодно и искренне влюбляются в своих искусителей. Мизансцены медленного погружения в "омут страстей" выстроены режиссером с невероятной убедительностью, а разделение сценического пространства на "статус кво" (белый уют особняка) и "тёмный лес желаний" (опадающие хвойные иглы фантастическим дождем накрывают обе пары) гармонично окаймляют внутреннее раздвоение испытуемых.

Cosi fan Tutte

Bo Skovhus (Don Alfonso)
© Monika Rittershaus

Миа Перссон - прекрасная актриса, обладающая выдающимися вокальными данными: она уверенно озвучивает филигранность (особенно в рондо "Per pieta, ben mio, perdona..."), мерцающие интонации и хрупкие оттенки партии Фьордилиджи, но голос её не «звенит». Это проблема тембра (если это вообще можно назвать «проблемой»), и, конечно, на общем впечатлении такое чуть ретушированное звучание не отражается. Между тем, от исполнительницы главной «добродетельной» партии в «Cosi…» ждешь не столько драматической убедительности, сколько колоратурной безупречности, но в рамках концепции Гута-Хардмайера именно такой – предельно узнаваемый, предельно актуализированный - образ, лишенный какой-либо заоблачности, и есть точное попадание в цель, - лаконичная и выразительная иллюстрация разрушения иллюзий. Очень важно помнить в этой же связи, что именно Фьордилиджи, в отличие от Дорабеллы, обнаруживает свою полную эмоциональную зависимость от нового чувства: если Дорабелла «просчитывает риски» и буквально играет с огнём, то Фьордилиджи искренне влюбляется в своего нового знакомого, подчиняясь не капризу, а собственной природе, являющейся квинтэссенцией женской эмоциональности…

Дорабелла в исполнении Изабель Леонард звучит красиво, но буднично. Голос, подернутый едва уловимым «шуршанием» в верхнем регистре, но роскошно звучащий во всех ансамблях (включая мое любимое терцеттино «Soave sia il vento…»), превосходно подходит для воплощения образа капризной хищницы, которая уверена в своей морально-этической непогрешимости вне зависимости от обстоятельств. Сложно понять, чего больше в её отчаянии, с акробатической головокружительностью звучащем в «Smanie implacabili», - искренности или ритуала? Забравшись на перила балкона, героиня Леонард без страховки исполняет эту душераздирающую «предсмертную» арию на высоте четырёх метров. Её героиня действительно так страдает или же в её демонстративной решимости лишь отражается представления девушки о том, как правильно себя вести, когда её жених уехал на войну? Как бы то ни было, Дорабелла Леонард несколько ближе циничной проходимке Деспине, чем собственной сестре.

Проходимка Деспина, уверен, станет одной из лучших ролей в коллекции неутомимой в своём задорном хулиганстве Патрисии Петибо. То, что она вытворяет на сцене, - вершина пародийного искусства: актриса хохмит, переодевается, трюкачит, выдавая невероятно пронзительные звуки, дурачится, кривляется, но все это даже близко не напоминает фарс. Её виртуозный вокал и исключительная органичность в этой роли описать невозможно: это едва ли не лучшая Деспина из всех, мной виденных и слышанных.

Что касается инструментальной интерпретации, то сначала темпы Адама Фишера показались мне слишком "загнанными", а акценты чрезмерно резкими. Всё-таки увертюра тут светла и игрива, и "прятать" фривольное изящество "деревянных" пассажей за актуализированным форсированием - подход несколько спорный... Когда же дело дошло до роскошных ансамблей, то всякие придирки перестали иметь место быть: выстроенность и аккуратность звучания были просто восхитительны! Даже эталонная, на мой вкус, интерпретация Р.Мути вспоминалась мне после финальных аккордов впечатлениями от другой музыки: настолько живой и "сегодняшней", лишенной малейшего намека на архивный лоск оказалась работа Венских филармоников под управлением Фишера... Это было удивительным ощущением вновь услышанного Текста.

Надеюсь, никому из критиков не придет в голову упрекать авторов в купировании львиной части речитативов Деспины и существенных для старой драматургии диалогов и реплик главных героев. Главное, что могли сделать авторы с этим бессмертным шедевром Моцарта, они сделали виртуозно: "Cosi..." слушается совершенно современным произведением, созданным буквально на днях...

Александр Курмачев
На страницу Зальцбургского фестиваля