English   Русский

Журнал любителей искусства

Петри Линдрос:
«Мне нравится, когда у меня есть свобода выбора»

Петри Линдрос
Фото Сейло Ристимяки


Финский бас Петри Линдрос выступает во многих известных оперных домах Европы: в Хельсинки, Стокгольме, Копенгагене, Осло, Брюсселе, Париже, Осло, Лондоне, Мюнхене, Милане, Риме и других, а его обширный репертуар включает Филиппа II в «Доне Карлосе», Фиеско в «Симоне Бокканегре», Захарию в «Набукко», Мефистофеля в «Мефистофеле» Бойто, «Фаусте» Гуно и «Осуждении Фауста» Берлиоза, Зорастро в «Волшебной флейте», Фигаро в «Свадьбе Фигаро», Лепорелло в «Дон Жуане», Гремина в «Евгении Онегине», Пимена в «Борисе Годунове» помимо других ролей. Он также часто участвует в исполнении больших ораториальных сочинений, среди которых «Реквиемы» Верди, Моцарта и Форе, «Страсти», Мессы и Оратории Баха и многие другие сочинения. Петри Линдрос выступает с известными дирижерами – Риккардо Мути, Кентом Нагано, Лейфом Сёгерстамом, Зубином Метой, Даниэле Гатти, Дмитрием Юровским и другими.
В Савонлинне в этом году он пел Осмина в «Похищении из сераля», Спарафучиле в «Риголетто» и произвел очень хорошее впечатление. А незадолго до этого он с не меньшим успехом пел Вайнемёйнена во время мировой премьеры «Калевальцев в Похьёле». Нам захотелось поговорить с певцом во время фестиваля и представить его нашим читателям.


Опера+: - Когда вы начали занятия музыкой, как стали оперным басом?

Петри Линдрос: На самом деле забавно, что я бас, так как мой отец был очень знаменитым тенором. (Финский тенор Питер Линдрос – прим. ред.) Он также пел много и здесь, и по всему миру. Поэтому в нашей семье было очень много музыки. Я стал заниматься на фортепиано, и предполагалось, что я стану пианистом. Я и поступил в класс сольного фортепиано в Академию Сибелиуса в Хельсинки, это большой музыкальный университет. Но я при этом пел в нескольких хорах, мне всегда нравилось петь, и через пару лет я перешел на вокальный факультет, как основной, именно факультет оперного пения. Так что я получил основное образование в Финляндии, но помимо этого я брал уроки в Нью-Йорке, в Милане у Франко Корелли, а также у очень хорошей русской сопрано Любови Стучевской в Королевской консерватории Антверпена. С самого начала моих занятий вокалом моими идолами были Федор Шаляпин, Николай Гяуров и Марти Талвела. И я любил петь романсы Чайковского и Рахманинова, конечно, финские и немецкие lied. «Нет, только тот, кто знал» и «Средь шумного бала случайно» были среди моих любимых романсов. А также всегда «Песни Дон Кихота» Равеля.

- С каких партий вы начали свою карьеру в опере?

- Моей первой басовой партией стал Спарафучиле в «Риголетто», которого я пою также здесь в Савонлинне. Это случилось, когда мне был 21 год - исполнитель этой партии в небольшом провинциальном театре Италии заболел, и мне пришлось срочно выйти на замену. Для меня это был важный шаг вперед. На следующий год я спел Лепорелло в «Дон Жуане» - большую роль…

- А партию Дон Жуана вы не пели?

- Я мог бы, но мне не предлагали. Сегодня на эту роль приглашают только баритонов, причем даже лирических, хотя, на мой взгляд, это неправильно. В моцартовской партитуре четыре баса: Дон Жуан, Лепорелло, Мазетто и Коммендаторе.. Мне нравится роль Дон Жуана, и мне хотелось бы ее спеть.

- Моцарт любил басов…

- Да, и Моцарт, и Верди.

Петри Линдрос
Фото Сейло Ристимяки

- Какие еще партии в вашем репертуаре сегодня?

- Очень много. Практически весь Верди, весь Моцарт, довольно много Вагнера – Хундинг, король Марк, Даланд, Гурнеманц – и Вагнера становится все больше.

- Наверное, еще потому, что финские певцы традиционно хороши в немецком репертуаре.

- Может быть, мы должны его учить, еще и потому, что Германия предоставляет большой рынок для оперных певцов, поэтому там и выступают многие хорошие финские певцы. Поэтому мы все стараемся говорить по-немецки.

- Вы говорите по-немецки?

- Да, неплохо. Я жил какое-то время в Швеции, какое-то время в Германии.

- Ваша семья имела шведские или финские корни?

- Шведско-финские. Мой отец был с самого юго-запада Финляндии, гораздо западнее Хельсинки, где практически все говорят по-шведски, хотя это и Финляндия.

- Вы говорите на финском, шведском, немецком… А на каких еще языках?

- Итальянском, французском, датском, конечно, английском… Но мне грустно, что я не могу говорить на русском, я только могу произносить русские слова.

- В вашем репертуаре есть русские партии?

- Конечно, Гремин, Пимен в «Борисе Годунове», но я жду, когда наступит время для Бориса Годунова, я очень хотел бы спеть эту партию. И в «Князе Игоре» я пел Кончака. Это тоже фантастическая партия.

Вы и выглядите немного на него похожим. У вас внешность скорее средиземноморская или восточная, не финская.

- Я говорю на превосходном итальянском языке, и в Италии никто не может поверить, что я финн. Мой дед со стороны матери происходил из Карелии, близко к русской границе, так что, мне кажется, цвет я получил оттуда…

- В каких театрах вы поете?

- В самых разных. Я много пою в Копенгагене, мой следующий ангажемент там – Зорастро в «Волшебной флейте». Я пел в Висбадене в Германии, в Риме, в Неаполе, в Ла Скала, в Монреале и в других театрах. В России я дважды пел в «Рождественской оратории» Баха с Хельмутом Риллингом, он сейчас уже очень стар, мы выступили в Москве и Санкт-Петербурге в начале 2000-х.

Петри Линдрос - Вайнемёйнен
Фото Сейло Ристимяки

- Недавно я слушала вас в Турку, вы пели Вайнемёйнена в «Калевальцах в Похьёле». Несомненно, у вас особые отношения с финской музыкой.

- Конечно, с языком, и с музыкальным языком… Хотя эта опера была написала на немецком, но композитором, который был капельмейстером Филармонического оркестра Турку, любил финскую мифологию, «Калевалу», которая для нас является тем же, что «Илиада» и «Одиссея» для греков. Он сочинил оперу по этим историям, и один из главных героев – это Вайнемёйнен, который был известен силой своих песен, особенно силой своего слова, он мог петь заклинания. И когда он пел эти заклинания, они были сильнее человеческой силы, так что он мог повергнуть пением своих врагов. Я чувствовал себя очень комфортно в этой роли.
Я чувствую себя очень хорошо и здесь, в Савонлинне, здесь недалеко у меня летний дом, где я стараюсь проводить каждую свободную минуту, ловить рыбу, работать в лесу, гулять…

- Считается, что у финнов особые взаимоотношения с природой…

- Если вы посмотрите в Google maps satellite то вы увидите, что в Финляндии одни сплошные леса. Еще озера… Маленькие города и лес, лес, лес.. Поэтому это естественно, что вы чувствуете близость к природе.

- Вы продолжаете жить в Финляндии, хотя многие певцы с международной карьерой устраиваются за рубежом.

- Я жил три года в Лейпциге, и два года в Осло, сегодня я живу в Хельсинки, и уезжаю работать оттуда, предпочитая не быть связанным постоянным контрактом с одним театром. Мне нравится, когда у меня есть свобода выбора.

- Можете немного рассказать о партии Осмина из «Похищения из сераля»?

Петри Линдрос (Осмин), Джонатан Винелл (Педрильо)
Фото Soila Puurtinen, Itä-Savo

- Это был мой дебют в этой партии. Это была большая работа, так как это большая роль. И тесситура ее очень высокая и одновременно с этим очень низкая. Она требует движения, актерской игры. Может быть, вы этого не ощутили, но эта постановка была достаточно сложной для артистов с точки зрения игры, движения, переодеваний, так что мы все время должны быть очень сконцентрированы. И музыкально эта партия не так проста, она отличается от остальных моцартовских опер. Там есть немного странные окончания фраз в ариях, которые не очень логичны, с точки зрения деления на такты… И темп очень быстрый. Не так просто запомнить. Так что пришлось долго готовил эту роль, заниматься с коучами – с одним в Нью-Йорке, с другим в Вене.

- Но результат себя оправдал.
Сам Моцарт писал об этой партии в письме: «Ария „Клянусь бородой пророка" имеет, правда, тот же темп, но более мелкие длительности, и поскольку его гнев все возрастает, я подумал, что в конце арии следует дать Allegro assai в другом размере ради большего эффекта».
А как складываются ваши отношения с современными режиссерами? Иногда современные режиссеры сложны, провокационны, вы работали много в Германии...


- Это правда, с моей точки зрения, они слишком далеко переходят за привычные границы, и делают это уже около тридцати лет, перемещая сюжет в другое время и место. Конечно, это может быть очень интересным. Но когда берут сюжет и характеры и меняют их на что-то совершенно иное, публике сложно понять и прочувствовать произведение. Мне часто приходилось принимать участие в постановках, которые я не понимал. А это значит, что я не мог дать то лучшее, на что способен. Я не чувствую себя комфортно, когда я не могу дать публике того, что она хочет. Вы употребили слово «провокация», я бы употребил другое выражение – «шоковый эффект». Я чувствую, что некоторые режиссеры по какой-то причине сознательно стремятся шокировать публику. Я этого не понимаю, мне кажется, что это дешевый эффект. Вы знаете, что сегодня на сцене певец может оказаться без штанов, а певица выступать топлесс. Но лучше было бы оставить публике простор для воображения, мы не обязаны ее провоцировать. Вы не должны заходить так далеко, и в этом проявится уважение к публике и уважение к певцам. Но я встречал певцов, и в особенности певиц, которые были готовы сделать все, что не попросит и режиссер. Режиссер говорит им: «Снимите одежду», - и они делают это. А я думаю: «Не делайте этого, у нас есть чувство собственного достоинства, вы важны как актеры, как певцы». Поскольку это заходит слишком далеко сегодня. И если вы спросите у публики – ей нравятся традиционные постановки, они хотят эмоций, оставляющих след, заставляющих думать. Но в Германии, Австрии, Швейцарии они так привыкли к таким постановкам, что даже не реагируют, не понимают, что это не соответствует оперному миру.

- У вас есть камерные и концертные программы?

- Сразу после фестиваля в Савонлинне я буду дважды петь «Зимний путь» Шуберта, в том числе на фестивале Йоронен в Финляндии. У меня есть хорошая концепция с пианистом и актером, который читает текст песен в переводе на финский язык. И это работает превосходно. А потом после этого я пою «Реквием» Верди на фестивале Леми.

- У вас сейчас так много интересных музыкальных фестивалей в Финляндии. А какие театры вам нравятся больше всего?

- Мне нравятся старые театры, может быть они немного пыльные, но в них сохраняется удивительная атмосфера. Например, Опера Гарнье в Париже – фантастический театр. Я пел в Париже и в Гарнье, и в Бастий. Бастий – очень функциональное здание, никакого сердца, никаких чувств. Так что мне нравятся старые театры, они дают толчок, пробуждают эмоции. Конечно, это фантастика петь в новых оперных театрах в Осло или в Копенгагене. Идеальные служебные помещение, техническое оснащение, замечательные оркестры, прекрасная акустика зала, но в остальном они будто стерильные. Они не дают толчка.

Петри Линдрос (Осмин) после спектакля с березовым веником
- поздравлением от хора Савонлинны.
Фото Opera+/VS

- Савонлинна - полная противоположность стерильности современных театров. Крошечные помещения гримерок и служб, каменные лестницы, переходы, на сцену в некоторых случаях надо лезть через окно… Как вы ощущаете себя здесь?

- Фантастически! Говоря об атмосфере – она здесь идеальна! Конечно, если у вас объемный костюм перемещаться за сценой вам будет очень сложно, иногда даже опасно. И тем не менее это дает хорошее ощущение и вдохновляет. И все находятся в одинаковых условиях, все их преодолевают. И конечно в начале репетиционного периода надо быть очень осторожным, чтобы сохранять вокальное здоровье, потому что в замке очень холодно, дождливо и сыро. Так что надо быть осторожным. Но когда вы на сцене – акустика просто фантастическая. Петь – одно удовольствие. И оркестр здесь всегда хороший.

Беседовала Вера Степановская