English

 

Обзор московских оперных премьер 2013 года

 

В марте 2013 года в Большом театре состоялась премьера «Сомнамбулы» Винченцо Беллини в постановке маститого итальянца Пьера Луиджи Пицци, который выступил, как обычно, сразу в трёх ипостасях: режиссёра, сценографа и художника по костюмам.  «Сомнамбула» вернулась на сцену Большого театра через 120 лет после первой постановки в Москве!
Решение спектакля традиционно, мизансцены и характеры персонажей  даны в полном соответствии с либретто оперы. Неожиданный нюанс в решении оформления – отсылка к русской теме. «Мне кажется, мир Беллини во многом схож с миром Чехова. Он невероятно поэтичен и всегда окрашен тихой меланхолией» – это цитата из интервью с постановщиком. Белые берёзки вместо альпийских лугов пронзительно хороши, но элементы костюмов с рубашками под ремень и  сапогами и бородатые мужики смотрятся аляповато.
Однако это мелочи на фоне достаточно высокого музыкального уровня постановки.  «Вокальные партии у Беллини состоят из фраз, произносимых на легато: смена слов внутри фразы, конечно, важна, но гораздо важнее не прерывать цельности фразы. И мы попытаемся добиваться вот этих беллиниевских легато, они совершенно особенные», – сказал накануне премьеры музыкальный руководитель  и дирижёр Энрике Маццола. Большинство рецензентов отметило стилистическое попадание в бельканто для хора и оркестра Большого театра, отсутствие даже намёка на форсирование звучания. Среди премьерного состава солистов особых похвал заслужила американское сопрано Лора Клейкомб, серебряная лауреатка Конкурса им. Чайковского,  знакомая российскому слушателю ещё с 1994 года.  Её Амина обладает совершенством колоратуры, при том образ удивительно совпадает с физическими данными хрупкой медноволосой певицы, проникнут человеческой искренностью и простотой.  Почти идеальным Эльвино стал Колин Ли, чей нежный тенор легко  брал высокие «до», а понимание эстетики Беллини совпало с эталонными образцами прошлого. Интересные работы показали Анна Аглатова (Лиза) и Николай Диденко (граф  Рудольф). В следующей серии спектаклей главные партии  исполняли уже молодые  солисты Большого театра Венера Гимадиева (Амина) и Станислав Мостовой (Эльвино).

Пожалуй, ни одну премьеру Большого театра не ожидали с таким  интересом и настороженностью, как «Князя Игоря» Бородина в постановке Ю. П. Любимова. Назначенная на декабрь 2012 года, она была отложена на июнь 2013-го из-за болезни патриарха отечественной режиссуры. Особые споры вызвала новая музыкальная редакция не законченного автором шедевра, сделанная на сей раз Владимиром Мартыновым и Павлом Кармановым. Уверенный в своём звании «классика», Любимов сократил звучание партитуры почти на полтора часа, мотивируя это тем, что «Опера слишком длинна. Сейчас столько слушать никто не будет, люди уходят с последнего акта. Поэтому нужно сокращать».  Купюра постигла даже абсолютный шлягер, арию хана Кончака «Здоров ли, Князь?». Зато у Игоря наряду с популярной «О, дайте, дайте мне свободу!» появился длинный и трудный монолог – обращение к князьям с призывом объединиться и спасти Русь от разорения.
В результате спектакль получился спорный. Кем-то он был резко отвергнут, несмотря на вполне «древнерусское» сценографическое решение, у кого-то вызвавший желание ходить снова и снова, сравнивая составы исполнителей, зацепив некие тонкие ассоциативные моменты, связанные с прежней Таганкой, с умением Любимова последовательно проводить свою, особую линию в искусстве. Есть и третья точка зрения. Этот «Князь Игорь» – сухой, заумный плод  деятельности старца, чьё почётное место давно уже в истории театра, а не на сегодняшних подмостках. Так же отстранённо, без эмоций он и воспринимается, как не затрагивающая души назидательная иллюстрация  в учебнике. Впрочем, работа хора и оркестра Большого театра под руководством Василия Синайского заслуживает похвалы. Лаконично и образно сценическое оформление Зиновия Марголина, особо запоминаются каменные «половецкие бабы». Условно-исторические костюмы Марии Даниловой смотрятся как нарочито яркие, в красно-охристых тонах у половцев и подчёркнуто мрачные, аскетичные даже у бояр и русских князей. «Визитная карточка»  Большого балета со времён Дягилева, восстановлены знаменитые «Половецкие пляски» в хореографии Касьяна Голейзовского, Юрием Григоровичем, но смотрятся в новой постановке, скорее, как музейный экспонат. Всё чётко, красочно, а прежнего стихийного буйства кочевников нет!
В июньской серии спектаклей участвовало три состава исполнителей. Сравнивали, в основном, два главных, причём,  многие критики склонялись к тому, что второй состав ничем не уступал первому, а чем-то и превосходил его.  Так, боли за Русь Князя Игоря  в крепком  вокальном прочтении Эльчина Азизова в силу чисто визуальных причин верили меньше, чем Михаилу Казакову, актёрски убедившему большинство.  А юная и тёплая Ярославна Анны Нечаевой снискала не меньше симпатий, чем сдержанно-прохладная, хотя и мастеровитая певица Елена Поповская.  Лишившийся любимой арии хан Кончак предстал в зрелом мудром исполнении Пааты Бурчуладзе и более саркастичном прочтении Валерия Гильманова.  Его дикой, страстной дочерью, Кончаковной, вооружённой плёткой, стали равно голосистые и эффектные Светлана Шилова и Елена Заремба. Робкий возлюбленный степной красавицы княжич Владимир Игоревич, исполняющий свою вполовину усечённую каватину из-под телеги, запел тенором Алексея Долгова или Романа Шулакова.  Запомнился  сочный  гротесковый  образ Галицкого у Владимира Маторина и более сдержанный у Алексея Тановицкого.
Почти одновременно с бурной полемикой по поводу премьеры «Князя Игоря» в редакции  старейшего мэтра драматического театра Любимова состоялся оперный дебют в Музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко драматического актёра и режиссёра Евгения Писарева, поставившего «Итальянку в Алжире» Россини.  «Первый блин» в новом жанре получился отнюдь не комом, а напротив, деликатесом. Постановщик бережно отнёсся к музыкальному материалу, нигде не входя в противоречие с буффонадным текстом либретто и давая певцам вволю насладиться бельканто.  Игровой момент действа подчёркивается шахматным оформлением страны «Алжир», а персонажам  пришлись в пору нарядные платья-шляпки 19 века и декоративно расшитые восточные шальвары. Безусловной удачей стал Россиниевский дебют главного дирижёра Музыкального театра Феликса Коробова.  Похвал удостоились и все исполнители главных партий: прежде всего меццо-сопрано Елена Максимова, сочетающая густой тембр и чёткую колоратуру. И конечно же, приглашённый европейский теперь тенор, Максим Миронов, признанный россиниевский герой, виртуозно расправляющийся с техническими трудностями любых партий,  стройный и пластичный, как балетный принц, легко откликающийся на сценические шутки.  Бас Дмитрий Степанович в  роли паши Мустафы демонстрировал не только качественные рулады, но и неподражаемый комический дар, заставляя зрителей хохотать  до слёз.  В небольшой партии Таддео с неожиданной стороны показал себя представитель старшего поколения театра Евгений Поликанин. О таком стильном владении фиоритурами и  умении смаковать весёлые, почти пародийные моменты у серьёзного драматического баритона слушатели даже не догадывались!
Другую, осеннюю  премьеру Станиславцев роднит с первой как оригинальность названия  не только для конкретного коллектива, но и для Москвы в целом, так и имя режиссёра-постановщика, который также пришел из мира драмы и кино. Хотя Андрейс Жагарс  далеко не новичок жанра,  он несколько лет возглавлял Латвийскую национальную оперу в Риге, ставил оперные спектакли в других странах. Это первый  у Жагарса «Тангейзер»,  и что совсем редкость, исполненный на двух языках за вечер.  Французский земной мир Венеры (буржуазных гостиных и салонов в сценографии  Андриса Фрейбергса) противопоставлен возвышенному немецкому рыцарству в виде строгой залы, обрамленной книжными полками. Мостиком между этими мирами стало зеркало, чья наклонная плоскость уменьшала фигуры, создавая иллюзию существования «другого пространства».  Оркестр под управлением Фабриса Боллона в целом справился со сложнейшей партитурой Вагнера, хотя и не без недочётов. Сюрпризом стал найденный в собственном коллективе Тангейзер – Валерий Микицкий, до того в течение ряда лет исполнявший лишь эпизодические роли. Если вокальная сторона одной из сложнейших вагнеровских партий оценивается критиками по-разному, а некоторая неровность и форсированность звучания не отвечают евростандартам трактовки, то актёрская одарённость исполнителя для всех очевидна.  Лишённый ожидаемой героики, нервный, обритый наголо неудачник-интеллигент,  почти Акакий Акакиевич, таким видится мятущийся рыцарь в этом спектакле. Напротив, прекрасный вокал и породу отмечают у Антона Зараева в партии Вальтера фон Эшенбаха.  Настоящими антагонистками  являются  Наталья Мурадымова (Елизавета) и Лариса Андреева (Венера).  Этим сильным в целом по своему значению и воздействию  «Тангейзером» МАМТ отметил юбилейное 200-летие Рихарда Вагнера.
Равнозначный юбиляр этого года, Джузеппе Верди, вдохновил на постановку «Бал-маскарада» Дмитрия Бертмана.  Премьера в самом начале сентября открыла новый сезон театра «Геликон-опера». За банальным оперным  «треугольником» – тенор любит сопрано, но им мешает баритон, оформленным в исторические кружева сюжета 18 века про убийство шведского короля Густава III – постановщик увидел современную жёсткую драму власти. Тяжела может оказаться не только «шапка Мономаха», но и папка (печать) большого босса, которым здесь оказывается Граф Риккардо. На премьере  в этой роли замечательно выступил тенор Максим Пастер, который не только отлично спел, но и полностью попав фактурой в специфику заданной роли Начальника. Его зрелой, давней с юности подругой-возлюбленной Амелией стала прима театра Геликон Наталья Загоринская, сохраняющая красоту голоса и облика. Интересный ход: молодой, амбициозный «заместитель» или «преемник» Графа Ренато в исполнении баритона Александра Миминошвили.  И пусть банальность  офиса с компьютерами вместо зала во дворце раздражает вначале, финал искупает многое. Убитый на корпоративе кинжалом бывшего друга Шеф (Хозяин) замирает в неловкой позе на полу, а гости (сотрудники фирмы) жадно набрасываются  расхватывать куски огромного торта, не обращая внимания на труп –  халява же! Страшно и узнаваемо – show must go on…