English   Русский

«Дон Кихот» в Чикаго: слушая радиотрансляцию…

В Лирик-опере Чикаго поставили оперу Массне «Дон Кихот». Инициатором и движущей силой проекта, как и в Санкт-Петербурге, стал великий итальянский бас Ферруччо Фурланетто. Подобно Федору Шаляпину, для которого опера была написана, Фурланетто сделал образ Рыцаря Печального Образа своим достоянием, и уже невозможно представить другого Дон Кихота. Дело тут только в игре и необыкновенном, узнаваемом голосе, а в том, что певцу удается воплотить образ положительно-прекрасного человека на сцене (а их и всего-то литература и история знает четыре, по Достоевскому, это Иисус Христос, Мистер Пиквик, Дон Кихот и князь Мышкин). Дон Кихоту Фурланетто веришь абсолютно и безоговорочно. Поэтому увидеть и услышать оперу Массне с легендарным итальянским басом в главной роли – это убедиться в существовании идеального человека.
И для самого певца быть Дон Кихотом на сцене - истинное наслаждение, не случайно это его любимый персонаж. Фурланетто удалось ухватить сущность персонажа еще в самый первый раз в Ницце, после чего он и стал пламенным пропагандистом оперы Массне. Поскольку певца любят и ждут во многих театрах, «Дон Кихот» ставят ради него. «Дон Кихот» с ним уже прозвучал в Ницце, Сан-Диего, Санкт-Петербурге, Мадриде, Палермо, Москве, Торонто, а теперь вот и в Чикаго.

Саму постановку Лирик-опера «одолжила» у Оперы Сан-Диего (там ее показывали дважды – в 2009 и 2014 годах), режиссеры оба раза менялись (в этот раз в программке стоял уже третий - Мэтью Озава), но декорации сами по себе настолько наивно-архаичны (Ральф Фуничелло), костюмы традиционны (Мисси Вест), что режиссеру здесь практически нечего делать (Фурланетто и сам все знает, а остальные персонажи завязаны на него). И удивительным образом именно такой спектакль очень подходит и опере, и певцу. Нравится он и публике.
В этот раз увидеть сам спектакль не удалось, зато удалось услышать радиотрансляцию, в которой опера прозвучала превосходно: за пультом стоял сэр Эндрю Дэвис, проведший спектакль с искренним увлечением. Голос Фурланетто звучал свежо, наполнено, с присущим певцу особым благородством тембра и фразировки. Ансамбль главному герою составили дебютировавшие в своих партиях Николо Алаймо – Санчо Панса и Клементин Маргэйн – Дульсинея. На высоте был и хор Лирик-оперы (хормейстер – Михаэль Блэк) и все второстепенные персонажи: Педро (Диана Ньюмен), Родригес (Джонатан Джонсон), Жуан (Алек Карлсон).

В перерыве трансляции прозвучало интервью Ферруччо Фурланетто драматургу Лирик-оперы Роджеру Пайнсу, которое мы с любезного разрешения театра приводим здесь полностью:

- Что делает «Дон Кихот» особенным в творчестве Массне по сравнению с «Манон» и «Вертером» и объясняет ваш интерес к этой опере?

- Характер Дон Кихота – это миф, то, чем каждый человек должен быть хотя бы на три-четыре часа в своей жизни. Дон Кихот – это чистая любовь ко всему: к свету, воздуху, животным, другим людям, к жизни. Это чистая сущность любви. И в нынешние времена это то, что нам особенно нужно. Как интерпретатор я полностью увлечен этим удивительным персонажем.

- Вы сказали, что это ваша любимая роль, что удивительно, помня о том, что вы пели Бориса Годунова, Аттилу, многие могучие жизненные партии… Какое качество роли Дон Кихота определило ее позицию в вашем сознании?

- Качество, которое я только что описал, поэтому это возможно моя любимая роль среди любимых. Я исполняю с огромной радостью роли Короля Филиппа (в «Дон Карлосе» Верди), Бориса Годунова, Томаса Бекета (в «Убийстве в соборе» Пиццетти). Но характер Дон Кихота является чем-то большим, потому что это чистая поэзия и, повторюсь, что-то, чего нет, к сожалению, в нашей жизни. И это прекрасно, это драгоценно быть на сцене для того, чтобы в течение трех с половиной часов воплощать этого удивительного идеального героя. В этом большая разница, потому что когда вы играете короля Филиппа или Бориса, вы перевоплощаетесь в реальное историческое лицо, особенно Борис, потому что опера Мусоргского – это не мелодрама, а чистая жизнь в музыке. А в «Дон Кихоте» очень много поэзии.

– Чтение романа Сервантеса помогло вам?

– Да нет, не особенно. Конечно, это важно, для понимания, чтобы почувствовать сам персонаж. Но «Дон Кихот» Массне довольно сильно отличается от книги, в опере многого нет, что есть в книге.

- А какие моменты наиболее значительны для вас вокально, где вы можете особенно показать силу и мощь своего инструмента?

– Когда вы исполняете «Сцену с ветряными мельницами», а потом сразу же переходите к «Сцене с бандитами», я вам скажу, вам нужно много силы. Вам нужна сила, так как оба этих акта, обе сцены требуют очень много от певца, вы должны дать и дать много. И после «Сцены с бандитами», когда у вас, наконец, наступает перерыв, вы чувствуете, что он вам действительно нужен, это правда.

– А какой момент этой сцены особенно важен?

- Особенно в самом конце, когда Дон Кихот зовет Санчо: «Посмотри, какое чудо я совершил». И это сублимация даже и для бандитов, и тут идет тесситура, которая не является «куском торта». И этот момент наступает после ветряных мельниц, когда вы должны петь с реальной самоотдачей. Так что обе эти сцены требуют большой вокальной силы. Все остальное – чистая красота и наслаждение.

– Где в опере вы видите то, что отстаивает Дон Кихот как человек? Какова его философия, приоритеты?

- Во всей опере, если хотите. Потому что когда бы он ни беседовал с Санчо, с Дульсинеей, даже с ее возлюбленными… Но особенно в моменты общения с Дульсинеей и когда он учит Санчо, вы чувствуете, что его приоритетом является поиск чистого добра и гуманизма. И финал, Смерть Дон Кихота особенно демонстрирует это, то завещание, которое он оставляет Санчо. В этих сценах, в эти моменты есть многое, что заставляет меня думать, что Массне, когда писал этот самый финал, когда Дон Кихот говорит Санчо: «Я говорил тебе, что дам тебе замки, земли, я дам тебе даже остров… Но, пожалуйста, возьми этот остров, Остров моих дум, Остров мечты», думал о другом произведении. Музыка, которая сопровождает этот абсолютно удивительный момент, напоминает мне последнюю молитву Бориса Годунова, когда он прощается с сыном. Я уверен, что Массне знал эту музыку, потому что он писал «Дон Кихота» для Шаляпина, и должно быть много раз видел Шаляпина в роли Бориса. Поэтому так много общего, в том числе в музыке между этими двумя моментами.

– Сцена смерти представляется мне уникальной, в том числе и в вашем репертуаре… Какие фразы вам особенно хочется спеть в этой сцене?

– Абсолютно все. Начиная со слов, когда он говорит Санчо: «Я болен, очень болен», до самого конца, когда ему чудится, что он видит Дульсинею в облаках. Каждое слово здесь – завещание не только Санчо, но и человечеству. И каждое из этих слов надо прожить, и это привилегия исполнителя. Абсолютно.

– Чего вы ожидаете от исполнителя роли Санчо, потому что взаимоотношения этих двух персонажей – основа произведения.

– Да взаимоотношения этих двух персонажей очень тесные, чем-то напоминающие отношения Дон Жуана и Лепорелло. Но в опере Моцарта мы видим более комплексные взаимоотношения двух молодых людей, а здесь все по-другому. У Санчо необыкновенно большое сердце, и он следует за этим сумасшедшим стариком по всей Андалусии, он должен сражаться вместе с ним со стадом овец, с ветряными мельницами. Это уникальные взаимоотношения, как у отца с сыном.

- Мы говорили о тексте. Текст либретто здесь благодарный для исполнителя?

- О да. Он очень красивый и выверенный. Каждое слово дает вам краску для вашего голоса. И даже несмотря на то, что французский язык не является лучшим языком для пения, из-за всех этих носовых звуков. Я вспоминаю, что Жозе Ван Дамм, знавший французский от рождения, говорил мне, что надо петь на нем так, как бы это сделал итальянец. Петь, немного забывая о носовых звуках, опираясь на гласные, но так, чтобы были понятны слова, чтобы публика не нуждалась в субтитрах. И преимущество такого исполнения в том, что у голоса будет проекция. Если вы начнете звучать «по-французски» голос останется перед вами, не полетит в зал. Опора на гласные прежде всех остальных звуков – это преимущество звучащего голоса.

– Как вы надеетесь, это произведение будет жить..

- Вы знаете, что у меня была возможность исполнять эту оперу неоднократно. Особенно вспоминается время, когда мы готовили постановку в Санкт-Петербурге с Гергиевым. И первые два года была проблема в поиске режиссера, поэтому мы исполнили оперу несколько раз в концертной версии. Несмотря на это самоотдача была не меньше, чем в полноценном спектакле. И я видел публику в первых рядах, которая буквально была в двух метрах от меня. И в конце они плакали, и это знак, что сигнал достиг цели, и что мы сделали то, что должны были – тронули сердца людей. Мы заставили их понять, что поэзия в жизни, красота, любовь - величайший дар, основа всего. И у нас есть привилегия развивать эти чувства, и мы не должны забывать об этом.